Don't waste your time or time will waste you. (c)
С Днём Рождения тебя! Желаю всего самого лучшего, счастья и радости, удачи и успехов, творческих идей, исполнения желаний... и сказки!))) Чтобы жить было весело))))))))
И прости, что так поздно. Зато у меня для тебя подайрик))) далее следует предупреждение)Я его вчерашний и весь сегодняшний день спешно дописывала. Сразу предупреждаю, что я никогда подобного не писала, так длинно, кажется, тоже, потому за результат не отвечаю и вообще мне кажется, что этобред, бред, бред, но я честно старалась. Пейринг, как и предупреждала, странный, но по-другому не могу. Да и сам фик полон каких-то странных идей и у меня сейчас уже нет сил ловить логические противоречия, которые там наверняка есть... И вообще, там много каких-то странных слов не по делу... И ближе к концу начинается совсем муть, ибо я немного торопилась...
И ещё я поняла, почему хэппи-энды - это не комильфо, они просто ужасно пишутся. Но опять же, по-другому не могу...
Итак, ты предупреждена)
Название: Сказка для Ветра
Автор: Eleonore Magilinon
Пейринг: Жермон Ариго/кэцхен, также Ротгер Вальдес, присутствуют и упоминаются другие моряки и астэры, а также Анэм
Дисклеймер: всё Вере Викторовне, и ещё много уважения.
Для: marikiare
читать дальшеИзлом — смутное время, когда нарушается должный ход вещей.
Излом, однако, уже на исходе, на исходе и смута. Северная война с блеском выиграна, после такого отпора войска Дриксен ещё не скоро рискнут сунуться за перевалы. Да и, возможно, на долгое время перестанут того желать — у варитов с новым кесарем грядут большие перемены как во внешней, так и во внутренней политике. Но это не его дело, он всю жизнь, — на свою и отцовскую беду, — не разбирался в деяниях присягнувших перу и слову, и меняться узнавший спустя много лет правду маршал не спешил.
Потому Жермон запросто променял визит в столицу на приглашение от товарищей-моряков, — которым в любом случае не откажешь, — и направился справлять Зимний Излом в весёлый портовый город Хексберг.
Глубокие сугробы, лёгкие снежинки, меховые плащи и пронзительно яркие северные звёзды.
И море. Жермон всю жизни свою прожил на суше, и бескрайние водные просторы для него оставались неразрешимой загадкой. Да что уж там — в сущности, он никогда о них и не задумывался. А вот теперь, прогуливаясь по запорошенному берегу вдоль незамерзающего неким волшебным образом даже в самые холодные из зим мутного зеркала, — которое сегодня совсем не зеркально металось высокими волнами, — ему впервые стала интересна эта незнакомая ему стихия. Возможно, это было связано с тем, что в последнее время в его окружении — вдруг — появилось немало людей из Дома Волн, и смотря на природный феномен перед ним, он явственно видел параллель. Если глядеть далеко в море, оно кажется абсолютно спокойным, будто было таковым с древних пор и будет таким же всегда... а приглядишься к берегу — и в глубинах безмятежности скрываются такие чувства, что разлетаются целым каскадом брызг! Вот также и люди. Просто надо приглядеться...
Волны всё выше, а ещё дует ветер. С моря, с далёких просторов летит к берегу вечный странник... Почему он вечно куда-то спешит? Куда боится опоздать?
— Вот ты где прячешься! Насилу тебя нашёл!
Жермон поворачивается на голос и видит почти летящего к нему вниз по крутому спуску Бешеного. Как он умудряется перепрыгивать с одной ноги на другую, чтобы не поскользнуться и не скатиться кубарем — для Жермона загадка. Впрочем, вице-адмирал для него полон загадок ещё с достопамятного поединка с Ойгеном.
— А ведь сегодня — Зимний Излом! — с последним прыжком Ротгер оказывается рядом с ним.
— И что это значит? — Вальдес прямо-таки светится пока непонятным маршалу энтузиазмом.
— А то значит, что праздновать будем! — да, с таким поспоришь. — К девочкам пойдём... Надо же Повелителя с его свитой познакомить! — северный капитан смеётся всей своей марикьярской половиной.
— Свитой? — за прошедший год Жермон многое узнал о древних силах, ушедших богах, их потомках и спутниках, но, признаться, не слишком в этом разобрался, а теперь, после Излома, и вовсе почти перестал задумываться. Он был и остался военным, у него была, — и когда-нибудь снова будет, — война, в этом он, как оказалось, разбирается вполне достаточно. А остальным пусть занимаются те, кто знает лучше этот вопрос, и они, если что, расскажут, что к чему и что нужно сделать.
Потому он так и не привык к тому, что являлся, оказывается, даже не дальним потомком Астрапа, что было бы ещё сколько-нибудь понятно, а прямым, — самым прямым, — потомком Анэма. Слишком уж это было странно и слишком далеко от реальности обычной жизни. Он бы и не поверил, если бы не помнил до малейших деталей, до последней черточки и легчайшего ветерка, привидевшегося ему уходящего черноволосого всадника, тогда, в предыдущий Зимний Излом, во время древнего обряда.
— Свитой прекрасных эвро, что в наших краях зовутся астэрами. Увидишь!
***
По старой традиции, — как рассказали Жермону, — приходящему на гору в первый раз достаётся право передать ведьмам гостинец, оставив нитку жемчуга на ветке окаменевшей сосны. Он без труда справился с заданием, вот только не доставило это ему особой радости. Слишком грустно было ощущать костяной ствол изваяния, которое уже давно перестало быть живым, но и после смерти не получило заслуженный покой.
— Не думай! Не грусти! Танцуй! — зазвенел голос совсем рядом, вынырнув из напева струн и холодного пламени костров.
Перед ним стояла девушка... нет, конечно, не девушка, у девушки не может быть за спиной белых крыльев... И всё-таки это была именно дева, с россыпью пышных чёрных кудрей и невероятно, невозможно синими глазами, в которых плясали голубыми искрами отблески огней.
— Разве ты не хочешь никого увидеть? — в неземном певучем голосе — отголосок удивления.
— Увидеть? — Жермон непонимающе оглядывается по сторонам, смотрит на веселящихся моряков, знакомых и не знакомых... Молнией поражает удивление, когда он замечает среди беспечно танцующих Арно Савиньяка, Арно-страшего. А вон там мелькнула копна пепельных волос... А там... Как? Это невозможно...
— В эту ночь возможно всё! — слышится голос, — Зови — и увидишь! Не думай — и танцуй!
Вот только он не может не думать.
Арно Савиньяка здесь быть не может.
Его сестра Катарина мертва. Его отец — тоже.
Он вновь ищет их взглядом, но на этот раз не находит.
— Почему? Почему ты не зовёшь? Почему гонишь? Почему не хочешь забыть и не думать?
Голос звенит колокольчиками, а Жермон Ариго лишь слегка качает головой.
— Потому что забывать нельзя.
— Можно! В эту ночь всё можно! Почему ты не хочешь?
Он смотрит вокруг, на танцующих моряков, танцующих жарко, лихо и без остатка, слышит смех и завораживающий напев людей и скрипок. И танец напоминает ему о том ветре, что днём пролетал мимо него, вольный и весёлый. Так вот в чём тайна этой горы.
— Потому что я слишком долго пытался забыть. Так долго, что успел понять, что есть вещи, о которых не нужно забывать. Их можно только принять, и нужно принять — чтобы жить дальше. Но нельзя убегать всё время от памяти.
— Но сейчас нет времени, нет смерти... Только ветер и звёзды... Танцуй же, пока можешь...
— Времени — возможно, но смерть есть всегда. Однако ради этого ветра и этих звёзд... Позвольте вашу руку, сударыня.
Он ведь вовсе не говорил, что его не чарует этот ветер и не манит радость танца и колдовство света — света в сиянии таких далёких и таких близких звёзд, света в глазах загадочной незнакомки с крыльями...
Ветер в мыслях, и размываются границы возможного. Ветер в глазах — и он начинает понимать, что видел тогда на далёкой дуэли.
Ветер и звёзды,
Ветер и звёзды,
Ветер и звёзды,
Звёздная мгла...
Вот только он всё помнит. Вот только это совершенно не мешает веселиться от души.
— А ты необычный, — замечает спутница ушедшего бога, когда выдохшийся после кажущейся бесконечной пляски Ариго присаживается у костра и пьёт из подвернувшейся рядом фляги, не разбирая содержимого. Да это и не важно. — Я давно не встречала такого, как ты. Очень давно. Возможно, даже никогда...
— Просто я не моряк, а в Хексберг таких заносит редко. Я всю жизнь прожил на суше, а она другая, непохожая на море, и потому и люди, у которых душа связана с землёй, а не с морскими просторами — другие.
— Ты... ты позволяешь земле наложить на тебя оковы? Ведь море свободнее, там нет границ, там нет ограничений, только свобода лететь, лететь, куда пожелает душа... На море ветер дует свободно!
— Да, море свободно и открывает все дороги... Но это не значит, что нельзя летать, не отрываясь от земли.
Астэра поворачивается к нему, теперь удивление в её глазах явно различимо. И сейчас она куда больше похожа человека, чем на колдовское неземное создание. Даже несмотря на крылья.
— Я полжизни провёл в Торке. Там дуют ветра. Если на рассвете подняться на башню, ветер будет дуть прямо в лицо, проходить сквозь тебя и лететь дальше по своему пути... А ты останешься на месте и на земле, но ветер останется внутри тебя — мыслями, идеями, радостью. Ты спустишься вниз, будешь шутить с товарищами, заниматься привычными делами, всё будет, как обычно. Но будет весело и легко, потому что ветер будет на душе. Ветер — это действительно свобода. Но не только свобода оправляться на край света. Это свобода внутри. Свобода от предубеждений, свобода в мыслях, свобода в поступках...
Что он несёт? Прислушаться — так достойно господ бергеров, он в жизни не умел так складно выражаться. Да и не хотел...
А может, ему всегда хотелось это кому-то рассказать? И всегда было некому, ибо другим это было бы неинтересно, непонятно... Не стоило того, чтобы быть рассказанным. Всем, кроме этой удивительной и таинственной девушки, которая умеет танцевать с ветром. Которую он первый раз в жизни видит, а возможно, что и последний. Всё-таки это какие-то чудеса, а чудеса не могут продолжаться долго...
— Потанцуем ещё?
***
Он такой, такой странный.
Она чувствует, она знает, что он — Его потомок, но в то же время он же совсем не похож на Него. Слишком серьёзный, слишком привязанный к земле, слишком много размышляющий, слишком много помнящий... Совсем не такой.
А ты уверена?
Ведь она помнит. Помнит не только звонкий смех, шутки и проказы Хозяина Ветров, в которых они все принимали участие.
Она помнит и его глаза, когда он последний раз смотрел на Кэртиану. И если двое Абвениев не скрывали скорби, а улыбка на губах Унда отдавала болью, то улыбка Анэма, казалось, была абсолютно искренней. В общем-то, она таковой и была. Потом люди говорили о беспечности Владыки Ветров...
А он просто умел расставаться с дорогим. Потому что знал, что не обязательно обладать, чтобы помнить и дорожить, чтобы оставить в душе и сердце.
И его потомок, Повелитель Ветров, всё-таки поразительно, безумно на него похож.
И танец с ним особенный. Для неё тоже.
— Поцелуешь меня?
***
На следующий день празднование Излома продолжается, и Жермон вновь вместе с другими отправляется к горным ведьмам. Теперь ему привычнее синие костры и причудливые мелодии.
— Потанцуешь со мной?
Перед ним — вновь синеглазая девушка с белыми крыльями. Та же или другая?
Он подаёт неземной даме руку, танцует... и понимает. Другая. Другая, потому что по-другому свистит ветер, по-другому горят звёзды, по-другому танцует свет в огоньках глазах. Тоже красиво, тоже завораживающе, только... не так.
Он ходит между танцующими, смотрит по сторонам.
— Ты кого-то искал?
— Да. Тебя.
Он танцует с ней, на этот раз он точно знает, что эта та, с которой он танцевал и говорил вчера. Теперь он больше её ни с кем не перепутает. Потому что он танцует и понимает, что вокруг него меняется мир. Но не так, как в прошлый раз, наполняясь загадочным и древним колдовством, отменяющим ограничения реальности. Мир наполняется светлым волшебством, похожим на счастливые сказки из детства. И создают его не ветер и не звёзды, не эта гора и не древние силы, а та, с которой он ведёт этот танец.
В следующий раз он пришёл днём и принёс ей в подарок сапфировое ожерелье.
— Не жемчуг?
— Эти камни больше идут к твоим глазам. А ещё они прозрачные и играют на свету. Они веселее.
— Мне никогда не дарили ничего, кроме жемчуга.
— Почему?
— Жемчуг — из моря, а мы танцуем для них на волнах. Это — хорошая шутка.
— Да, но я-то, как ты помнишь, с суши.
— Да, ты другой, — улыбается она. У неё такая красивая улыбка. Не смех, — ведьмы всегда смеются в танце, — а именно улыбка.
***
Они сидят и смотрят с горы вниз, на волны, поднимаемые ветром.
— Мне скоро будет пора возвращаться. Поедешь со мной? Я хочу показать тебе Торку.
Синие глаза грустнеют, она качает головой. Ей хочется, очень хочется увидеть его дом, вот только...
— Я не могу.
— Почему?
— Нельзя надолго покидать гору.
— А как же ваша сестра, что отправилась за молодым фок Фельсенбургом?
— Эорием Ветра? Она могла последовать за ним, потому что был Излом. Излом — это время, когда размываются границы возможного. Теперь ей предстоит выбор — либо она вернётся к нам, на гору, либо... либо всё забудет.
— Всё?
— Да, всё. Прошлое, свои обязанности, свою сущность... даже Его. — Она не говорит имени, а он понимает её. Он ведь тоже... — Другие могут. Найери, литтены, даже фульги. Им проще, они будут помнить, всегда будут, даже если останутся одни. А мы... Ветер — самый свободный, самый лёгкий, потому нам легче всего забыться и труднее всего удержать память. В одиночестве забывается быстрее, потому мы и держимся вместе.
Она первая из сестёр, кто кому-то рассказывает их историю, она никогда не надеялась её рассказать... Но они наконец-то нашли своего Повелителя!
— Мы... мы боимся забыть. Однажды мы уже были слишком беспечны. Пока были живы Борраска, мы бродили по свету поодиночке и веселились, и когда их жизни унесла чума, мы не сразу заметили, не были рядом, не поняли, куда ушла кровь Повелителей. А без них мы начали забывать, мы многое, слишком многое забыли, пока не собрались вместе. А если разделимся опять, забудем и то, что ещё помним...
— Вот видишь. Ты тоже не хочешь забывать, — мягко улыбается он. — А предлагаешь другим... Это не честно.
— Но так они становятся счастливее. — Да, она видела, много раз видела, как люди, приходящие на гору в грусти, веселятся от души, сбросив с души камень забот. А они дарят им такую возможность, раз это в их власти.
— Да, но лишь ненадолго. Танец даёт только временное убежище от проблем, но не выход.
— Потому ты не забываешь, когда танцуешь?
Он лишь кивает головой.
***
Маршал Ариго теперь каждый вечер отправляется на гору, и вице-адмирал не устаёт шутить об очарованном прекрасными астэрами Повелителе. И Жермон не уточняет, что идёт не к горным ведьмам, а к одной-единственной, что для него отличается ото всех своих сестёр.
Он рассказывает ей о своей жизни, о приключениях и буднях в Торке, рассказывает даже то, чем может поделиться только с самыми близкими людьми, — подлинную историю его изгнания из дома. А она рассказывает ему множество историй — о временах богов и о богах, — он многое узнаёт об Анэме и впервые начинает по-настоящему понимать своего предка и свою роль Повелителя, — о временах, наступивших после их ухода, о героях прошлого и о моряках, что заплывали к ним в Хексберг и танцевали у них на горе, о разных людях, о разных судьбах. Она увлекается и радуется, как ребёнок, пока рассказывает, вот только в конце у неё в глазах неизменно загорается грусть. Истории уже закончены, люди и боги давно ушли, в она всё живёт, раз за разом снова оставаясь одна.
И этот раз не станет исключением. Как бы он ни был счастлив здесь с ней, настала пора ему возвращаться к делам. Из столицы прислали письмо, его отпуск окончен, и его ждёт служба. Он не может отказаться, и не станет — это его долг, долг и как Повелителя в том числе.
Да даже если бы он и мог остаться с ней на всю жизнь, это всего лишь жизнь смертного, она кончится для неё слишком быстро, а потом опять будет пустота.
Он приходит в последний раз.
Они почти не говорят, а только опять смотрят на волны.
Волны — память.
— А ты точно не... — не удерживается он, но находит силы не заканчивать.
— Нет. Если бы я была смертной, это ещё было возможно... Но потеряв память, астэры не теряют бессмертия. А вечно бродить, не помня, кто ты и для чего продолжаешь жить вечно... Это слишком страшно. Прости.
— Не надо. Ты права. Я бы тоже этого не пережил, а тебе ни за что не пожелаю. И не позволю.
Он поворачивается, чтобы уйти, и вдруг понимает, какой же он идиот. Как он только сумел — забыть спросить самое главное!
— Как тебя зовут?
Она лишь грустно улыбается.
— Астэры уже не помнят своего имени. Так что можно считать, что его больше нет.
— У всего должно быть имя!
— Тогда подари.
Он не умеет придумывать имён, не ему их давать. Да и как дать имя чуду?
— Анжелика. Пусть будет Анжелика.
— Я не забуду. И ты тоже...
Ветер и звёзды,
Камни и розы,
Песня твоя и моя,
Звёзды и ветер,
Помни о лете,
И не забудь про меня...
***
Накануне отъезда — шумные проводы. Моряки пьют, веселятся и желают Жермону удачи и попутных ветров на море и суше, у них не в чести грусть и пышные речи. Жермон благодарен им, ему приятно слышать все эти слова... вот только ему не весело. Не весело, как ни старайся, а он и не старается. Потому просто наливает себе ещё, и ещё...
— Ты умудрился обидеть девочек? — раздаётся вдруг голос совсем рядом, хотя он давно уже не разбирает шумный хор слов вокруг него. Поднимает глаза и видит Ротгера. По лёгкости, насмешливости голоса можно решить, что Бешеный, как всегда, шутит, только вот глаза глядят неожиданно серьёзно.
Они окружены людьми, но никто их не слышит, им всем — не до того.
— А я их обидел? — спрашивает он в ответ.
— Может быть. Им грустно, очень грустно.
— Всем?
— Всем, потому что грустно одной.
— Да? Тогда мне очень жаль. Я не хотел.
Вальдес молча смотрит на него.
— Прости. Это, наверное, моя вина. Не стоило приводить тебя на гору, ты действительно другой. Я не подумал.
— Брось. Не твоя и не вина.
Теперь молчат оба.
Потом спрашивает уже он.
— А ты правда чувствуешь их?
— Да.
— Как тебе это удаётся?
— Не знаю... Может, дело в том, что я хочу слышать.
— Ты? — поднятые брови и попытка отшутиться.
— Я, — усмехается в ответ марикьяре.
***
Ночь. Ночь настолько глубокая, что на небе не видны звёзды. Или она просто не желает их видеть?
Ночь. Люди спят. Он тоже спит. А астэрам спать не дано.
Она стоит и смотрит на волны. Они — всё такие же, точно так же бьют о берег, как и сотни лет раньше. Мир меняется, меняются года, судьбы и люди, а волны остаются неизменными. Постоянство и вечность. Разве они похожи на свободу?
Ей не хочется танцевать, но отчаянно хочется что-то изменить в это раздирающей сердце монотонности вод. Разворошить их ветром, разрушить вечный порядок хаотичностью.
Она пытается танцевать, вот только у неё не получается. У неё больше не получается забывать обо всём, кроме Ветра. Потому что ветер теперь всегда напоминает ей о нём.
Что происходит, когда танцующая в волнах астэра перестаёт танцевать?
***
Рассвет. Он всегда вставал рано, но сегодня и вовсе поднялся ни свет и ни заря.
Сегодня — ещё и последний день Излома. Завтра начнётся новый Круг и восстановится должный ход вещей. Начнётся привычная жизнь... Вот только для кого?
Он решил в последний раз посмотреть на море. Так, говорите, Волны — память?
На море самый настоящий шторм. Хаотичные ряды волн, — много выше человеческого роста, — казалось, хотят взять берег штурмом. Или отчаянно пытаются что-то сказать? А не слишком ли поздно?
Очередная волна разлетается каскадом брызг и выносит на снег к его ногам белую лилию. Он подымает её и рассматривает с удивлением. Как смог уцелеть этот хрупкий цветок в этих бурных волнах?
Слышится звон колокола. Откуда он в Хексберг?
Он оборачивается на звук и успевает заметить в вышине мелькнувшую высокую фигуру. Синий наряд, длинные чёрные волосы...
Колокол замолкает.
Жермон поворачивается обратно, бросает взгляд на берег...
И не верит своим глазам.
Потому что на заснеженном берегу, вынесенная на берег внезапно утихшими теперь волнами, лежит девушка в белоснежном платье, а в мокрые чёрные волосы вплетены жемчужины блестящих на солнце капель.
Он бросается к ней, с каждым шагом убеждаясь в том, что понял с самого начала, но всё ещё не может поверить.
Это действительно она. Она, только без крыльев, без вечности и древней магии... Осталась только сказочное волшебство.
Он снимает свой плащ и укутывает её, прижимая к себе, гладит по мокрым волосам. Чувствует, как бьётся её сердце.
Она открывает глаза, и он встречает её удивленный взгляд.
— Как это смогло случиться?
— Не знаю. Я пыталась танцевать в волнах, потому что... — она запинается, — потому что было невыносимо смотреть...
— … на должный ход вещей? — заканчивает он.
Вновь в глазах удивление, а потом она только крепче прижимается к нему.
— Да, именно так.
Он целует её холодные губы, а затем внезапно поднимает её, всё ещё укутанную в его плащ.
—Что ты делаешь?
— Ты вся мокрая! Тебе срочно нужно переодеться и высохнуть, иначе заболеешь! А ты не для того стала очень даже смертной. Так что я несу тебя домой!
Она с непониманием проводит под плащом по мокрому платью, и внезапно чуть не вскрикивает.
— Ожерелье!
— Что случилось?
— Ожерелье с сапфирами, которое ты подарил мне! Оно было на мне... Оно пропало!
— Я подарю тебе новое, — улыбается Жермон. Он вовсе не считает пропавшее ожерелье особенно важным.
— Но это твой первый мне подарок! Твой самый дорогой подарок, его больше нет...
— Зато есть ты.
И это самое главное. И за это стоит благодарить судьбу и все высшие силы вместе и по отдельности.
— Жермон?
— Да?
— Называй меня по имени. У меня теперь есть имя.
— Конечно, Анжелика. Как пожелаешь.
***
В эту ночь наступил Весенний Излом и начался новый круг Ветра. А ещё у Ротгера был день рождения.
Но это — совсем другая история. А эта могла случиться только в Излом.
Потому что излом — смутное время, когда нарушается должный ход вещей и размываются грани возможного.
Время, когда случаются чудеса.
И прости, что так поздно. Зато у меня для тебя подайрик))) далее следует предупреждение)Я его вчерашний и весь сегодняшний день спешно дописывала. Сразу предупреждаю, что я никогда подобного не писала, так длинно, кажется, тоже, потому за результат не отвечаю и вообще мне кажется, что это
И ещё я поняла, почему хэппи-энды - это не комильфо, они просто ужасно пишутся. Но опять же, по-другому не могу...
Итак, ты предупреждена)
Название: Сказка для Ветра
Автор: Eleonore Magilinon
Пейринг: Жермон Ариго/кэцхен, также Ротгер Вальдес, присутствуют и упоминаются другие моряки и астэры, а также Анэм
Дисклеймер: всё Вере Викторовне, и ещё много уважения.
Для: marikiare
читать дальшеИзлом — смутное время, когда нарушается должный ход вещей.
Излом, однако, уже на исходе, на исходе и смута. Северная война с блеском выиграна, после такого отпора войска Дриксен ещё не скоро рискнут сунуться за перевалы. Да и, возможно, на долгое время перестанут того желать — у варитов с новым кесарем грядут большие перемены как во внешней, так и во внутренней политике. Но это не его дело, он всю жизнь, — на свою и отцовскую беду, — не разбирался в деяниях присягнувших перу и слову, и меняться узнавший спустя много лет правду маршал не спешил.
Потому Жермон запросто променял визит в столицу на приглашение от товарищей-моряков, — которым в любом случае не откажешь, — и направился справлять Зимний Излом в весёлый портовый город Хексберг.
Глубокие сугробы, лёгкие снежинки, меховые плащи и пронзительно яркие северные звёзды.
И море. Жермон всю жизни свою прожил на суше, и бескрайние водные просторы для него оставались неразрешимой загадкой. Да что уж там — в сущности, он никогда о них и не задумывался. А вот теперь, прогуливаясь по запорошенному берегу вдоль незамерзающего неким волшебным образом даже в самые холодные из зим мутного зеркала, — которое сегодня совсем не зеркально металось высокими волнами, — ему впервые стала интересна эта незнакомая ему стихия. Возможно, это было связано с тем, что в последнее время в его окружении — вдруг — появилось немало людей из Дома Волн, и смотря на природный феномен перед ним, он явственно видел параллель. Если глядеть далеко в море, оно кажется абсолютно спокойным, будто было таковым с древних пор и будет таким же всегда... а приглядишься к берегу — и в глубинах безмятежности скрываются такие чувства, что разлетаются целым каскадом брызг! Вот также и люди. Просто надо приглядеться...
Волны всё выше, а ещё дует ветер. С моря, с далёких просторов летит к берегу вечный странник... Почему он вечно куда-то спешит? Куда боится опоздать?
— Вот ты где прячешься! Насилу тебя нашёл!
Жермон поворачивается на голос и видит почти летящего к нему вниз по крутому спуску Бешеного. Как он умудряется перепрыгивать с одной ноги на другую, чтобы не поскользнуться и не скатиться кубарем — для Жермона загадка. Впрочем, вице-адмирал для него полон загадок ещё с достопамятного поединка с Ойгеном.
— А ведь сегодня — Зимний Излом! — с последним прыжком Ротгер оказывается рядом с ним.
— И что это значит? — Вальдес прямо-таки светится пока непонятным маршалу энтузиазмом.
— А то значит, что праздновать будем! — да, с таким поспоришь. — К девочкам пойдём... Надо же Повелителя с его свитой познакомить! — северный капитан смеётся всей своей марикьярской половиной.
— Свитой? — за прошедший год Жермон многое узнал о древних силах, ушедших богах, их потомках и спутниках, но, признаться, не слишком в этом разобрался, а теперь, после Излома, и вовсе почти перестал задумываться. Он был и остался военным, у него была, — и когда-нибудь снова будет, — война, в этом он, как оказалось, разбирается вполне достаточно. А остальным пусть занимаются те, кто знает лучше этот вопрос, и они, если что, расскажут, что к чему и что нужно сделать.
Потому он так и не привык к тому, что являлся, оказывается, даже не дальним потомком Астрапа, что было бы ещё сколько-нибудь понятно, а прямым, — самым прямым, — потомком Анэма. Слишком уж это было странно и слишком далеко от реальности обычной жизни. Он бы и не поверил, если бы не помнил до малейших деталей, до последней черточки и легчайшего ветерка, привидевшегося ему уходящего черноволосого всадника, тогда, в предыдущий Зимний Излом, во время древнего обряда.
— Свитой прекрасных эвро, что в наших краях зовутся астэрами. Увидишь!
***
По старой традиции, — как рассказали Жермону, — приходящему на гору в первый раз достаётся право передать ведьмам гостинец, оставив нитку жемчуга на ветке окаменевшей сосны. Он без труда справился с заданием, вот только не доставило это ему особой радости. Слишком грустно было ощущать костяной ствол изваяния, которое уже давно перестало быть живым, но и после смерти не получило заслуженный покой.
— Не думай! Не грусти! Танцуй! — зазвенел голос совсем рядом, вынырнув из напева струн и холодного пламени костров.
Перед ним стояла девушка... нет, конечно, не девушка, у девушки не может быть за спиной белых крыльев... И всё-таки это была именно дева, с россыпью пышных чёрных кудрей и невероятно, невозможно синими глазами, в которых плясали голубыми искрами отблески огней.
— Разве ты не хочешь никого увидеть? — в неземном певучем голосе — отголосок удивления.
— Увидеть? — Жермон непонимающе оглядывается по сторонам, смотрит на веселящихся моряков, знакомых и не знакомых... Молнией поражает удивление, когда он замечает среди беспечно танцующих Арно Савиньяка, Арно-страшего. А вон там мелькнула копна пепельных волос... А там... Как? Это невозможно...
— В эту ночь возможно всё! — слышится голос, — Зови — и увидишь! Не думай — и танцуй!
Вот только он не может не думать.
Арно Савиньяка здесь быть не может.
Его сестра Катарина мертва. Его отец — тоже.
Он вновь ищет их взглядом, но на этот раз не находит.
— Почему? Почему ты не зовёшь? Почему гонишь? Почему не хочешь забыть и не думать?
Голос звенит колокольчиками, а Жермон Ариго лишь слегка качает головой.
— Потому что забывать нельзя.
— Можно! В эту ночь всё можно! Почему ты не хочешь?
Он смотрит вокруг, на танцующих моряков, танцующих жарко, лихо и без остатка, слышит смех и завораживающий напев людей и скрипок. И танец напоминает ему о том ветре, что днём пролетал мимо него, вольный и весёлый. Так вот в чём тайна этой горы.
— Потому что я слишком долго пытался забыть. Так долго, что успел понять, что есть вещи, о которых не нужно забывать. Их можно только принять, и нужно принять — чтобы жить дальше. Но нельзя убегать всё время от памяти.
— Но сейчас нет времени, нет смерти... Только ветер и звёзды... Танцуй же, пока можешь...
— Времени — возможно, но смерть есть всегда. Однако ради этого ветра и этих звёзд... Позвольте вашу руку, сударыня.
Он ведь вовсе не говорил, что его не чарует этот ветер и не манит радость танца и колдовство света — света в сиянии таких далёких и таких близких звёзд, света в глазах загадочной незнакомки с крыльями...
Ветер в мыслях, и размываются границы возможного. Ветер в глазах — и он начинает понимать, что видел тогда на далёкой дуэли.
Ветер и звёзды,
Ветер и звёзды,
Ветер и звёзды,
Звёздная мгла...
Вот только он всё помнит. Вот только это совершенно не мешает веселиться от души.
— А ты необычный, — замечает спутница ушедшего бога, когда выдохшийся после кажущейся бесконечной пляски Ариго присаживается у костра и пьёт из подвернувшейся рядом фляги, не разбирая содержимого. Да это и не важно. — Я давно не встречала такого, как ты. Очень давно. Возможно, даже никогда...
— Просто я не моряк, а в Хексберг таких заносит редко. Я всю жизнь прожил на суше, а она другая, непохожая на море, и потому и люди, у которых душа связана с землёй, а не с морскими просторами — другие.
— Ты... ты позволяешь земле наложить на тебя оковы? Ведь море свободнее, там нет границ, там нет ограничений, только свобода лететь, лететь, куда пожелает душа... На море ветер дует свободно!
— Да, море свободно и открывает все дороги... Но это не значит, что нельзя летать, не отрываясь от земли.
Астэра поворачивается к нему, теперь удивление в её глазах явно различимо. И сейчас она куда больше похожа человека, чем на колдовское неземное создание. Даже несмотря на крылья.
— Я полжизни провёл в Торке. Там дуют ветра. Если на рассвете подняться на башню, ветер будет дуть прямо в лицо, проходить сквозь тебя и лететь дальше по своему пути... А ты останешься на месте и на земле, но ветер останется внутри тебя — мыслями, идеями, радостью. Ты спустишься вниз, будешь шутить с товарищами, заниматься привычными делами, всё будет, как обычно. Но будет весело и легко, потому что ветер будет на душе. Ветер — это действительно свобода. Но не только свобода оправляться на край света. Это свобода внутри. Свобода от предубеждений, свобода в мыслях, свобода в поступках...
Что он несёт? Прислушаться — так достойно господ бергеров, он в жизни не умел так складно выражаться. Да и не хотел...
А может, ему всегда хотелось это кому-то рассказать? И всегда было некому, ибо другим это было бы неинтересно, непонятно... Не стоило того, чтобы быть рассказанным. Всем, кроме этой удивительной и таинственной девушки, которая умеет танцевать с ветром. Которую он первый раз в жизни видит, а возможно, что и последний. Всё-таки это какие-то чудеса, а чудеса не могут продолжаться долго...
— Потанцуем ещё?
***
Он такой, такой странный.
Она чувствует, она знает, что он — Его потомок, но в то же время он же совсем не похож на Него. Слишком серьёзный, слишком привязанный к земле, слишком много размышляющий, слишком много помнящий... Совсем не такой.
А ты уверена?
Ведь она помнит. Помнит не только звонкий смех, шутки и проказы Хозяина Ветров, в которых они все принимали участие.
Она помнит и его глаза, когда он последний раз смотрел на Кэртиану. И если двое Абвениев не скрывали скорби, а улыбка на губах Унда отдавала болью, то улыбка Анэма, казалось, была абсолютно искренней. В общем-то, она таковой и была. Потом люди говорили о беспечности Владыки Ветров...
А он просто умел расставаться с дорогим. Потому что знал, что не обязательно обладать, чтобы помнить и дорожить, чтобы оставить в душе и сердце.
И его потомок, Повелитель Ветров, всё-таки поразительно, безумно на него похож.
И танец с ним особенный. Для неё тоже.
— Поцелуешь меня?
***
На следующий день празднование Излома продолжается, и Жермон вновь вместе с другими отправляется к горным ведьмам. Теперь ему привычнее синие костры и причудливые мелодии.
— Потанцуешь со мной?
Перед ним — вновь синеглазая девушка с белыми крыльями. Та же или другая?
Он подаёт неземной даме руку, танцует... и понимает. Другая. Другая, потому что по-другому свистит ветер, по-другому горят звёзды, по-другому танцует свет в огоньках глазах. Тоже красиво, тоже завораживающе, только... не так.
Он ходит между танцующими, смотрит по сторонам.
— Ты кого-то искал?
— Да. Тебя.
Он танцует с ней, на этот раз он точно знает, что эта та, с которой он танцевал и говорил вчера. Теперь он больше её ни с кем не перепутает. Потому что он танцует и понимает, что вокруг него меняется мир. Но не так, как в прошлый раз, наполняясь загадочным и древним колдовством, отменяющим ограничения реальности. Мир наполняется светлым волшебством, похожим на счастливые сказки из детства. И создают его не ветер и не звёзды, не эта гора и не древние силы, а та, с которой он ведёт этот танец.
В следующий раз он пришёл днём и принёс ей в подарок сапфировое ожерелье.
— Не жемчуг?
— Эти камни больше идут к твоим глазам. А ещё они прозрачные и играют на свету. Они веселее.
— Мне никогда не дарили ничего, кроме жемчуга.
— Почему?
— Жемчуг — из моря, а мы танцуем для них на волнах. Это — хорошая шутка.
— Да, но я-то, как ты помнишь, с суши.
— Да, ты другой, — улыбается она. У неё такая красивая улыбка. Не смех, — ведьмы всегда смеются в танце, — а именно улыбка.
***
Они сидят и смотрят с горы вниз, на волны, поднимаемые ветром.
— Мне скоро будет пора возвращаться. Поедешь со мной? Я хочу показать тебе Торку.
Синие глаза грустнеют, она качает головой. Ей хочется, очень хочется увидеть его дом, вот только...
— Я не могу.
— Почему?
— Нельзя надолго покидать гору.
— А как же ваша сестра, что отправилась за молодым фок Фельсенбургом?
— Эорием Ветра? Она могла последовать за ним, потому что был Излом. Излом — это время, когда размываются границы возможного. Теперь ей предстоит выбор — либо она вернётся к нам, на гору, либо... либо всё забудет.
— Всё?
— Да, всё. Прошлое, свои обязанности, свою сущность... даже Его. — Она не говорит имени, а он понимает её. Он ведь тоже... — Другие могут. Найери, литтены, даже фульги. Им проще, они будут помнить, всегда будут, даже если останутся одни. А мы... Ветер — самый свободный, самый лёгкий, потому нам легче всего забыться и труднее всего удержать память. В одиночестве забывается быстрее, потому мы и держимся вместе.
Она первая из сестёр, кто кому-то рассказывает их историю, она никогда не надеялась её рассказать... Но они наконец-то нашли своего Повелителя!
— Мы... мы боимся забыть. Однажды мы уже были слишком беспечны. Пока были живы Борраска, мы бродили по свету поодиночке и веселились, и когда их жизни унесла чума, мы не сразу заметили, не были рядом, не поняли, куда ушла кровь Повелителей. А без них мы начали забывать, мы многое, слишком многое забыли, пока не собрались вместе. А если разделимся опять, забудем и то, что ещё помним...
— Вот видишь. Ты тоже не хочешь забывать, — мягко улыбается он. — А предлагаешь другим... Это не честно.
— Но так они становятся счастливее. — Да, она видела, много раз видела, как люди, приходящие на гору в грусти, веселятся от души, сбросив с души камень забот. А они дарят им такую возможность, раз это в их власти.
— Да, но лишь ненадолго. Танец даёт только временное убежище от проблем, но не выход.
— Потому ты не забываешь, когда танцуешь?
Он лишь кивает головой.
***
Маршал Ариго теперь каждый вечер отправляется на гору, и вице-адмирал не устаёт шутить об очарованном прекрасными астэрами Повелителе. И Жермон не уточняет, что идёт не к горным ведьмам, а к одной-единственной, что для него отличается ото всех своих сестёр.
Он рассказывает ей о своей жизни, о приключениях и буднях в Торке, рассказывает даже то, чем может поделиться только с самыми близкими людьми, — подлинную историю его изгнания из дома. А она рассказывает ему множество историй — о временах богов и о богах, — он многое узнаёт об Анэме и впервые начинает по-настоящему понимать своего предка и свою роль Повелителя, — о временах, наступивших после их ухода, о героях прошлого и о моряках, что заплывали к ним в Хексберг и танцевали у них на горе, о разных людях, о разных судьбах. Она увлекается и радуется, как ребёнок, пока рассказывает, вот только в конце у неё в глазах неизменно загорается грусть. Истории уже закончены, люди и боги давно ушли, в она всё живёт, раз за разом снова оставаясь одна.
И этот раз не станет исключением. Как бы он ни был счастлив здесь с ней, настала пора ему возвращаться к делам. Из столицы прислали письмо, его отпуск окончен, и его ждёт служба. Он не может отказаться, и не станет — это его долг, долг и как Повелителя в том числе.
Да даже если бы он и мог остаться с ней на всю жизнь, это всего лишь жизнь смертного, она кончится для неё слишком быстро, а потом опять будет пустота.
Он приходит в последний раз.
Они почти не говорят, а только опять смотрят на волны.
Волны — память.
— А ты точно не... — не удерживается он, но находит силы не заканчивать.
— Нет. Если бы я была смертной, это ещё было возможно... Но потеряв память, астэры не теряют бессмертия. А вечно бродить, не помня, кто ты и для чего продолжаешь жить вечно... Это слишком страшно. Прости.
— Не надо. Ты права. Я бы тоже этого не пережил, а тебе ни за что не пожелаю. И не позволю.
Он поворачивается, чтобы уйти, и вдруг понимает, какой же он идиот. Как он только сумел — забыть спросить самое главное!
— Как тебя зовут?
Она лишь грустно улыбается.
— Астэры уже не помнят своего имени. Так что можно считать, что его больше нет.
— У всего должно быть имя!
— Тогда подари.
Он не умеет придумывать имён, не ему их давать. Да и как дать имя чуду?
— Анжелика. Пусть будет Анжелика.
— Я не забуду. И ты тоже...
Ветер и звёзды,
Камни и розы,
Песня твоя и моя,
Звёзды и ветер,
Помни о лете,
И не забудь про меня...
***
Накануне отъезда — шумные проводы. Моряки пьют, веселятся и желают Жермону удачи и попутных ветров на море и суше, у них не в чести грусть и пышные речи. Жермон благодарен им, ему приятно слышать все эти слова... вот только ему не весело. Не весело, как ни старайся, а он и не старается. Потому просто наливает себе ещё, и ещё...
— Ты умудрился обидеть девочек? — раздаётся вдруг голос совсем рядом, хотя он давно уже не разбирает шумный хор слов вокруг него. Поднимает глаза и видит Ротгера. По лёгкости, насмешливости голоса можно решить, что Бешеный, как всегда, шутит, только вот глаза глядят неожиданно серьёзно.
Они окружены людьми, но никто их не слышит, им всем — не до того.
— А я их обидел? — спрашивает он в ответ.
— Может быть. Им грустно, очень грустно.
— Всем?
— Всем, потому что грустно одной.
— Да? Тогда мне очень жаль. Я не хотел.
Вальдес молча смотрит на него.
— Прости. Это, наверное, моя вина. Не стоило приводить тебя на гору, ты действительно другой. Я не подумал.
— Брось. Не твоя и не вина.
Теперь молчат оба.
Потом спрашивает уже он.
— А ты правда чувствуешь их?
— Да.
— Как тебе это удаётся?
— Не знаю... Может, дело в том, что я хочу слышать.
— Ты? — поднятые брови и попытка отшутиться.
— Я, — усмехается в ответ марикьяре.
***
Ночь. Ночь настолько глубокая, что на небе не видны звёзды. Или она просто не желает их видеть?
Ночь. Люди спят. Он тоже спит. А астэрам спать не дано.
Она стоит и смотрит на волны. Они — всё такие же, точно так же бьют о берег, как и сотни лет раньше. Мир меняется, меняются года, судьбы и люди, а волны остаются неизменными. Постоянство и вечность. Разве они похожи на свободу?
Ей не хочется танцевать, но отчаянно хочется что-то изменить в это раздирающей сердце монотонности вод. Разворошить их ветром, разрушить вечный порядок хаотичностью.
Она пытается танцевать, вот только у неё не получается. У неё больше не получается забывать обо всём, кроме Ветра. Потому что ветер теперь всегда напоминает ей о нём.
Что происходит, когда танцующая в волнах астэра перестаёт танцевать?
***
Рассвет. Он всегда вставал рано, но сегодня и вовсе поднялся ни свет и ни заря.
Сегодня — ещё и последний день Излома. Завтра начнётся новый Круг и восстановится должный ход вещей. Начнётся привычная жизнь... Вот только для кого?
Он решил в последний раз посмотреть на море. Так, говорите, Волны — память?
На море самый настоящий шторм. Хаотичные ряды волн, — много выше человеческого роста, — казалось, хотят взять берег штурмом. Или отчаянно пытаются что-то сказать? А не слишком ли поздно?
Очередная волна разлетается каскадом брызг и выносит на снег к его ногам белую лилию. Он подымает её и рассматривает с удивлением. Как смог уцелеть этот хрупкий цветок в этих бурных волнах?
Слышится звон колокола. Откуда он в Хексберг?
Он оборачивается на звук и успевает заметить в вышине мелькнувшую высокую фигуру. Синий наряд, длинные чёрные волосы...
Колокол замолкает.
Жермон поворачивается обратно, бросает взгляд на берег...
И не верит своим глазам.
Потому что на заснеженном берегу, вынесенная на берег внезапно утихшими теперь волнами, лежит девушка в белоснежном платье, а в мокрые чёрные волосы вплетены жемчужины блестящих на солнце капель.
Он бросается к ней, с каждым шагом убеждаясь в том, что понял с самого начала, но всё ещё не может поверить.
Это действительно она. Она, только без крыльев, без вечности и древней магии... Осталась только сказочное волшебство.
Он снимает свой плащ и укутывает её, прижимая к себе, гладит по мокрым волосам. Чувствует, как бьётся её сердце.
Она открывает глаза, и он встречает её удивленный взгляд.
— Как это смогло случиться?
— Не знаю. Я пыталась танцевать в волнах, потому что... — она запинается, — потому что было невыносимо смотреть...
— … на должный ход вещей? — заканчивает он.
Вновь в глазах удивление, а потом она только крепче прижимается к нему.
— Да, именно так.
Он целует её холодные губы, а затем внезапно поднимает её, всё ещё укутанную в его плащ.
—Что ты делаешь?
— Ты вся мокрая! Тебе срочно нужно переодеться и высохнуть, иначе заболеешь! А ты не для того стала очень даже смертной. Так что я несу тебя домой!
Она с непониманием проводит под плащом по мокрому платью, и внезапно чуть не вскрикивает.
— Ожерелье!
— Что случилось?
— Ожерелье с сапфирами, которое ты подарил мне! Оно было на мне... Оно пропало!
— Я подарю тебе новое, — улыбается Жермон. Он вовсе не считает пропавшее ожерелье особенно важным.
— Но это твой первый мне подарок! Твой самый дорогой подарок, его больше нет...
— Зато есть ты.
И это самое главное. И за это стоит благодарить судьбу и все высшие силы вместе и по отдельности.
— Жермон?
— Да?
— Называй меня по имени. У меня теперь есть имя.
— Конечно, Анжелика. Как пожелаешь.
***
В эту ночь наступил Весенний Излом и начался новый круг Ветра. А ещё у Ротгера был день рождения.
Но это — совсем другая история. А эта могла случиться только в Излом.
Потому что излом — смутное время, когда нарушается должный ход вещей и размываются грани возможного.
Время, когда случаются чудеса.
@темы: творчество, подайрик, Отблески Этерны, fanfiction
-
-
27.12.2010 в 00:06-
-
27.12.2010 в 00:30-
-
27.12.2010 в 00:36-
-
01.01.2011 в 05:20-
-
06.01.2011 в 00:52А то я очень долго это писала и жутко переживала по поводу результата...