Это хочется описать словами настолько же воздушными, как мелодия виолончели, что нитью парит и перетекает по воздуху, такими же глубокими и объёмными, как многоголосие струнных, духовых и ударных, когда они сливаются единым полнозвучным потоком, каждый выверенно-правильный в своей роли, такими же светящимися, как люди, которые до первого звука и последней ноты любят, любят и обожают музыку, а потому позволяют себе вольности аранжировки, но все так же, как и признанные классики, показывают музыку такой, какая она есть — чудом.
Но про музыку, как известно, не получается говорить — это ообенный язык, не переводимый на слова. Ей можно только слушать — и петь вместе с ней.