[Eleonore]

У меня опять написалось нечто глубоко сомнительное на тему Арно и Валентина.
Это сказка на ночь для меня (вчера ночью на телефон и набивалась), которую я согласно своей политике выкладываю в открытку.
Но вы предупреждены разом по всем обычным статьям, а в добавление замечу, что оно получилось слишком добрым — зато живым. Для меня.
И не забывайте — это все же моя песочница

Первый вопрос, который Арно задал, оказавшись во временном лагере на другой стороне реки, касался не текущей ситуации и не случившейся природной аномалии. Первое в любом случае не было до конца известно, на второе же шансы получить ответ были минимальными. Впрочем, разумеется, не задал он эти вопросы по куда более прозаичной причине — они просто не пришли ему в голову, ибо оную неожиданно для самого Савиньяка интересовал только один вопрос:
— Где полковник Придд?
На что после некоторого количества субъективных "не известно"стей, полученных в разных частях лагеря, он сумел выяснить, что местоположение герцога Придда на данный момент достоверно неизвестно, ибо вверенный ему полк вернулся, но без своего командующего, однако и смерть его никто не брался утверждать определенно.
Это означало, что он оставался на поле боя — живой или мертвый.
И Арно внезапно понял, что эта самая разница между жизнью и смертью человека, которого он несколько часов назад не мог назвать даже другом, ему стала безумно и принципиально важна. Настолько, что он не успокоится и не сможет отдохнуть, пока не выяснит это лично.
Разумеется, подобная идея — возвращаться для поисков полковника Заразы — была более, чем абсурдна. Разумеется, лиловые, не расставаясь со своей спокойной методичностью, без колебаний нарушали приказ, который их не устраивал — совершенно в духе их командира. Полковник Гирке все еще находился на весьма тонкой грани между жизнью и смертью, а спруты по какой-то одним им ведомой причине не только не стали протестовать против его участия, но, можно сказать, следовали за ним.
Тела, тела, тела... Арно спасала только забитая одной-единственной мыслью — найти — голова, иначе он не смог бы столько смотреть на трупы, одинаково бездыханные, будь то враг или товарищ, с которым ты перекидывался мелкой шуткой еще вчера. Все — навсегда ушедшие. Неужели?
Он не знает, как он умудрился издалека и среди усеянного телами поля увидеть знакомые каштановые волосы, знакомый профиль...
Валентин лежит на земле, недвижимый. Арно одним махом спрыгивает с коня и наклоняется, сердце колотится бешено, отбивая нестройный ритм — еще мгновение и он узнает безвозвратно. Всего одно мгновение безумной надежды.
— Валентин?
Он приподнимает ему голову, нащупывает пульс, отчаянно пытаясь понять... Однокорытник не подает признаков жизни, и все же... Все же.
— Валентин! Валентин, ты слышишь меня?
Он почти трясет его, отказываясь принимать мысль, что он только успел понять и даже не успел извиниться, а уже стало слишком...
В этот момент человек, от лица которого он не отрывает взгляда, наряженно зажмуривается — и медленно открывает глаза.
— Валентин, ты слышишь меня? — беспокойный голос, черные глаза с тревогой взглядываются в серые, но еще эти глаза блестят радостью.
— Да, виконт, я вас прекрасно слышу, — отвечает привычный педантичный голос, и Арно впервые хочется смеяться, от его звучания, это значит, что все в порядке, все по-прежнему. — Что ты здесь делаешь, Арно? — добавляет голос, создавая странный причудливый диссонанс с предыдущей фразой. Но этот диссонанс почему-то его тоже неверноятно радует.
— Конечно же я решил устроить прогулку по вражеским позициям, разве могут быть сомнения? — шутит он, помогая Валентину подняться. Полковник ранен, и ранен достаточно серьезно, но это не беда. Он выживет, теперь — не может не выжить.
— Искал тебя, — внезапно добавляет Арно честно и прямо, серьезным голосом без всякой шутливости, глядя Валентину прямо в глаза.
И с удивлением замечает, как в этих глазах отражается непонимание, какая-то неожиданная растеряность. Следующий вопрос поражает его еще больше:
— Зачем?
Что значит "зачем"? Что значит — и как же объянить словами то, что настолько очевидно?
— Ты же друг! Не говори, что окажись я на твоем месте, ты не поступил бы так же.
Валентин ничего не говорит, но ответ читается в светлых глазах. Да, конечно поступил бы. Тот человек, которого он только начал замечать, и которого раньше так упорно отказывался видеть, воображая себе вместо него невесть что — этот человек бы не мог поступить иначе.
— Вот видишь, все просто. Так поступают друзья и товарищи.
— И ты назовешь всякого, кто не станет безумным образом рисковать своей головой в попытке помочь товарищу трусом и подлецом? — ему показалось, или в голосе Валентина проскользнули шутливые нотки? Да ведь быть того не может...
— Разумеется! — с готовностью подтверждает он.
В этот момент теньент в лиловом подводит коня, прерывая абсурдный разговор, но только они забираются на лошадей — Валентин настаивает, что удержится сам, и никому ни приходит в голову с ним спорить — как Арно находит повод его продолжить.
Сейчас ему безудержно весело, пожалуй, именно в таком настроении море кажется по колено, и отступают усталость и безумие прошедшего дня, горечь потерь.
Ведь, в конце концов, они остались живы, и потому сегодня этот мир прекрасен.
А еще сегодня его мир пополнился еще одним человеком, и от неприязни до дружбы оказалась одна битва, приправленная бешеной воронкой урагана. Кстати о приправах — ему все же придется съесть свою шляпу, теперь это очевидно.
Но для начала нужно хотя бы принести свои извинения. Он ведь до сих пор этого не сделал. Это же недостойно Савиньяка.
Сегодня он узнал многое, и в том числе и то, что иногда бывает приятно признавать, что ошибался.
— Валентин.
— Да?
— Я хотел бы...